Другим условием, упорядочивающим жизнь ребёнка, было то, что мать кормила его всегда в одном месте, всегда в той комнате, где он жил, и всегда без посторонних людей. Покормив Лёшу, она оставляла его в кроватке развёрнутым до тех пор, пока он не начинал выражать беспокойства. Это значило, что его надо положить в то привычное для него положение, в котором он спал, и малыш быстро засыпал до будущего кормления.
Большую часть дня в первые два месяца Лёша спал. Когда же он бодрствовал после кормления, мать, развернув, укладывала его поперёк своей кровати, где он «гулял», двигая ножками и сжатыми в кулачки ручками.
На руки Лёшу брали редко. На руках он был, когда его кормили или когда, «нагулявшись», он уставал лежать на спинке. Тогда мать брала его, держала вертикально или клала вверх спинкой на разостланное на столе одеяло; рукой она поглаживала спинку ребёнку, и он лежал спокойный и довольный своим положением. Дав ему так полежать, мать снова укладывала его в кроватку, где он засыпал. Его не укачивали, с ним не ходили по комнате, не носили на руках спать его укладывали тогда, когда он утомлялся от «гулянья».
Если Лёша «гулял», мать или отец были тут же, в комнате, и, занятые своим делом, всегда разговаривали с ним.
Когда Лёша начал «гулить», мать поощряла его, разговаривая с ним. Иногда она пела ему песенки. Чаще же она просто что-нибудь говорила ему всегда ласково, нежно. Приготавливаясь, например, к кормлению, она говорила: «Сейчас Лешенька кушать будет! Лешеньке покушать сейчас дадут, кушать…» Или в тех случаях, когда он вдруг начинал плакать, устав лежать в одном и том же положении, мать подходила к нему, приговаривая: «Что ты плачешь, маленький? Устал? Сейчас я тебя положу поудобнее».
Когда нужно было прочистить нос малышу, промыть глазки, что обычно вызывает неприятные ощущения у ребёнка, мать всегда делала это спокойно, нежно, сопровождая процедуру размеренными, певучими «приговариваниями». Этим она достигала того, что и неприятные ощущения ребёнок стал переносить относительно спокойно.